ПРОЛОГ
ДОКТОР
Доктор Домбровский был личностью заурядной. От своих аристократических предков он унаследовал только звучную фамилию и маленькие руки, столь не свойственные представителям его профессии. Многим из вас, уважаемые читатели, вероятно, приходилось сталкиваться с хирургами, или же, коли судьба наделила вас отменным здоровьем, должно быть вы просто рисовали в уме образ идеального хирурга; человеческому разуму полезно тренировать фантазию, от того мы зачастую ловим себя на мысли, что сидя в тесном, душном вагоне метро, пытаемся нарисовать в воображении идеального политика, идеальную лошадь, или, если вы человек тонкого склада ума и не лишены цинизма – наконец, идеального хирурга. Так вот, скажу я вам, доктор Домбровский при всем своем безусловном профессионализме абсолютно не соответствовал образу идеального хирурга. Росту в нем было всего пять футов, пугающе неравномерно распределенных между ногами, туловищем, шеей и головой. Ходил он обыкновенно ссутулившись, по-черепашьи втянув голову в плечи, руки его при этом оставались, словно бы прикованными к телу, а вот ноги забавно приплясывали; и вам казалось, что этот человек абсолютно не приспособлен к хождению по земле, гораздо уютнее чувствуя себя в седле, или на корабельной палубе. Смотрел Домбровский исподлобья, серый взгляд его всегда был чуточку рассеянным и капельку осуждающим. Складывалось впечатление, что доктор смертельно обижен на весь мир и каждую минуту только и делает, что ждет подвоха. Когда я впервые встретился с ним, произошло это около двадцати лет назад, я был неприятно удивлен. В тот год Каэтану Домбровскому исполнилось двадцать шесть. Выглядел он много моложе своего возраста и живо напоминал мальчишку-клерка, которому кто-то по оплошности умудрился всучить скальпель. Бледный, с горящими глазами, вечно похрустывающий костяшками пальцев, он заставлял меня чувствовать неловкость сродни той, какую испытывает человек, находясь в компании известного вора. Но если в соседстве с вором вы хватаетесь за кошелек, то в соседстве с таким хирургом тянет схватиться за сердце.
читать дальшеВ начале своего повествования я сказал вам, что доктор Домбровский был личностью заурядной. Разумеется, со временем мнение мое о нем несколько изменилось, однако, повторюсь, в день нашей первой встречи я был зол и раздосадован, не способный принять факт, что на замену моему бывшему бортовому врачу – доктору Амброзу, блестящему специалисту и, как говорится, таланту от Бога – мне подсунули какого-то неопытного мальчишку, едва-едва успевшего окончить школу и наверняка еще зеленеющего при виде крови. Домбровский мне откровенно не нравился. Все в нем раздражало меня: от маленького роста до странной манеры держаться на людях: молодой доктор беспрестанно озирался по сторонам, судорожно сглатывал, нервно заламывал руки и, думалось, в любой момент готов был сорваться с места, юркнуть в тень, или и вовсе раствориться в воздухе.
Местом нашей встречи служил небольшой бар на окраине Кестер-сити, одного из многочисленных городков колонии Цетри Прайм. Цетри Прайм славилась своими научными лабораториями, и я не счел нужным удивляться, что мой будущий доктор по окончанию школы осел именно здесь, где на протяжении полувека ученые всех мастей, бездарности и непризнанные гении, пытались поймать удачу за хвост. Никого не смущала удаленность Цестри от Земли на сотни световых лет. Ученые любят уединение.
Представившись и нехотя обменявшись с доктором рукопожатиями, я предложил Домбровскому устроиться за ближайшим столиком. Домбровский с видимым нежеланием согласился. Я подозвал официантку, заказал стакан апельсинового сока, вежливо спросил доктора, будет ли он что-нибудь заказывать, и, услышав решительное «нет», приступил к беседе:
— Итак, — начал я. — Насколько я понимаю, вы недавно выпустились из школы.
— Да, — торопливо согласился мой собеседник. — Восемь месяцев назад. С отличием. Я окончил школу с отличием…
— Превосходно. Это впечатляет, — искренне удивился я. — И чем, позвольте спросить, вы занимались все это время?
Домбровский грустно улыбнулся. Мышцы лица его расслабились, голос зазвучал тверже.
— Я знаю, какая слава окружает это место. — Пояснил он. — Говорят, будто каждый, кого природа обделила талантом, но в качестве компенсации наградила непомерным тщеславием, рано или поздно поселяется на Цестри Прайм. Позвольте мне развеять слухи. Я провел в колонии восемь месяцев. За это время, увы, мне не удалось встретить ни единого гения. Впрочем, это меня ничуть не огорчило. Я познакомился с множеством весьма одаренных людей, трудоголиков, в поте лица работающих во благо нашей неблагодарной цивилизации; людей, не требующих платы, за исключением, конечно же, символической – любой альтруист однажды задумывается о собственном желудке, чистые помыслы, разрешите напомнить, отнюдь не исключают потребности в калориях; так вот я познакомился с множеством весьма одаренных людей, с которыми имел честь работать. По окончании школы я сам попросил назначения на Цестри. Мне хотелось помогать людям. И я им помогал. До сегодняшнего дня я работал в центральной клинике хирургом-трансплантологом. Совсем неплохим хирургом-трансплантологом.
— Контора рекомендовала вас, как подающего надежды молодого специалиста, — заговорил я, дослушав эмоциональный монолог Домбровского. — Мой предыдущий доктор был человеком во всех отношениях уникальных способностей. Я, признаться, был порядком удивлен, когда на замену ему мне предложили вас. Не сочтите за грубость, я капитан довольно большого, заслужившего определенную репутацию корабля, а вам, мистер Домбровский…
— Можно просто «доктор»…
— А вам, доктор, всего двадцать шесть лет.
— Посмотрите на это с другой стороны, — парировал Домбровский. — Считайте, что мне уже двадцать шесть лет. Или, если хотите, вспомните слова Конторы. Они рекомендовали меня, как подающего надежды молодого специалиста? Ну, в таком случае у вас достаточно времени, чтобы проверить их слова на деле. Надежда умирает последний. А мне всего двадцать шесть лет. Должно быть, моей надежде отпущен еще вполне приличный срок. Как считаете?
— Никогда не любил софистику, — буркнул я. — От софистики у меня портится настроение и бывают проблемы с пищеварением.
— Могу предложить отличное средство.
— Желудочное?
— Нравственное.
Я нахмурился.
— Вы оказывается, ко всему прочему философ, — в голосе моем зазвучал металл. — К сожалению, моему кораблю не требуется бортовой философ, нам необходим доктор. Доктор, хорошо выполняющий работу, желательно без попутного анализа личностных характеристик больного. Для этого существуют психологи. Вы – хирург.
— Верно подмечено, — Домбровский кивнул, пропуская мой сарказм мимо ушей.
— Хочу верить: мы поняли друг друга.
— Конечно, — доктор снова кивнул. — И когда мы вылетаем?
— Я планировал стартовать завтра, в десять утра по местному времени. Однако готов отложить полет на более поздний срок, если вам понадобятся дополнительные часы на сборы.
Внезапно лицо Домбровского приобрело пугающе серый оттенок. Он вздрогнул, рефлекторно сжал кулаки, стиснул зубы.
— Нет, что вы. Говоря по чести, я ожидал вашего прилета. Мои вещи давно собраны и, если позволите, я бы хотел подняться на борт вместе с вами. Прямо сейчас.
— Действительно? — Поспешность решений доктора насторожила меня. Минуту назад он пылко осуждал «нашу неблагодарную цивилизацию», а теперь, подобно преступнику, заметающему следы, бежал из этого приюта альтруистов и «множества дарований». Я смерил Домбровского недоверчивым взглядом.
— Доктор, сдается мне, вы что-то утаиваете. Спешу сообщить вам: я не выношу полуправды. Может так статься: в ваших руках окажется моя жизнь и жизнь экипажа. Мне бы хотелось знать наперед, насколько чисты эти руки. Не говоря уже о совести.
Домбровский глянул на меня исподлобья, серые глаза были полны холода. Холода, сравнимого с льдом космоса. Я невольно отвел взгляд. А Домбровский рассмеялся. Громко и пронзительно.
— Господи! — воскликнул он. — Не доверяете мне, так доверьтесь Конторе! Неужто вы могли подумать, что тамошние чиновники способны подсунуть вам преступника! Поверьте, моя биография хрустальна. Если по ней ударить маленьким молоточком – послышится очаровательная трель. Я шучу, не обращайте внимания. Просто подумайте логично, имей я преступные наклонности, полагаю, едва ли мы бы с вами сейчас столь мило беседовали. Я врач, а не шпион, или контрабандист, или что вы могли для себя решить. Поверьте, капитан, если мне не терпится покинуть Цестри, это далеко не значит, что я успел нажить здесь врагов – быть может, совсем напротив, у меня появилось слишком много друзей, длительное прощание с которым причинит мне истинную муку, — доктор осекся. — Извините. Вы не любите софистику… Капитан, я засиделся, я хочу изменить свою жизнь, хочу заняться чем-то полезным. Да, на Цестри я мог считать себя альтруистом, но в один прекрасный день я вспомнил о карьере. Альтруизм хорош малыми порциями. Я им пресытился. Отныне я хочу быть альтруистом для себя. Такой ответ вас устроит?
— Вполне. Только думается мне, вы путаете альтруизм с эгоизмом.
— Вовсе нет. Альтруист – это человек, посвятивший жизнь, так сказать, безвозмездному служению человечеству, верно? В свою очередь я несколько заузил рамки понятия и решил служить, абсолютно безвозмездно только одному конкретному представителю человечества – себе. Но разве я становлюсь от этого менее альтруистичным?
— Вы циник.
— Я доктор. А доктора циничны.
Диалог с Домбровским начал меня угнетать. Я поспешно встал из-за стола, расплатился с официанткой. Домбровский последовал за мной.
— Очень познавательная выдалась беседа, — наконец, ответил я. — Буду ждать вас в космопорту через полтора часа.
— Замечательно. Долго ждать не придется.
Долго ждать мне действительно не пришлось. Домбровский явился ровно в назначенный срок.
Продолжение следует.
Если оно кого-нибудь интересует, естественно.
Жду)
Если оно кого-нибудь интересует, естественно.
Несомненно интересует =)
Вот это да. Благодарю от всего сердца, мне очень понравилось. Даже лучше чем я могла себе представить *ждет продолжения с огромным нетерпением* Спасибо вам)
Не в коем разе) Не имею такой привычки)