Разговор в Чистилище

— Извините, но я священник! — возмущенно проговорил пухлый, коренастенький человек в надтреснутом пенсне.
— Бывший священник, — уточнил ангел.
— Само собой. Потому что я умер.
— Да-да, вы бывший священник, вы умерли; а что вы хотите от меня?
— Как что? Я должен попасть в рай! Я ведь жил праведно, восхвалял Бога, наставлял на путь истинный заблудших овечек. Никогда не крал, в отличие от отца Вита, который семьдесят процентов от пожертвований церкви продувал в бридж в салоне госпожи де Монтени; я давал кров бродягам, соблюдал Адвент; а, принимая гостей в своем доме, угощал их лучшим помарским многолетней выдержки, даже не разбавляя его водой!
— Что вы говорите! Помарским неразбавленным?
— Да!
— Хм, один этот ваш подвиг достоин попадания в рай! Помарское неразбавленное! Чудеса…
— Вот-вот! Так могу я идти? Мне еще нужно повидаться с Ключарем…
— Нет-нет, стойте! Я не могу пустить вас в рай!
Пухлый священник покраснел.
— Ну, почему? Объясните толком!
— Пожалуйста, — ангел пожал плечами. — Давайте подумаем вместе. Вы жили праведно, так?
Священник кивнул.
— … творили благие дела…
— О, Господи! Неужели вы хотите сказать мне, что благими намерениями выстлана дорога… в ад. И я…я…
— Ничего подобного! Эту ересь насчет «благих намерений» выдумали альбигойцы. Тьфу-тьфу-тьфу! Вовсе нет. Просто поймите, вы жили праведно и умерли праведно…
— Во сне!
— Во сне. А сколько на свете раскаявшихся воров, убийц, мошенников? Представляете, как они намучились за свою жизнь (я молчу про жуткую смерть)? Угрызения совести, это вам не отдых на юге Италии…
— Да, но при чем здесь я?
— А при том, что все места в раю заняты.
— Преступниками?
— Именно.
— Но как же ад…? Ведь…
— Каждый раз одно и тоже, — печально вздохнул ангел. — Ад – это выдумка. Страшная сказка для детей…
— Но куда же в таком случае попаду я?
— Вы? У нас есть для вас прекрасное предложение. Эксклюзив! Только для праведников высшего сорта!
— Ну!
— Повторное перерождение в любой из стран мира!
— Но я не хочу проживать еще одну жизнь!
— А придется… Так что вы выбираете?
— Эх, давайте во Франции. Я слышал, там назревает революция…
— Великолепный выбор!
Бывший священник снял надтреснутое пенсне, задумчиво потер переносицу, и решил, что в следующей жизни непременно кого-нибудь убьет. Ведь ему так хотелось попасть в рай!

@темы: Творчество

---

Судили Самого Глупого Человека в мире.
— Вы продолжаете утверждать, — говорил судья. — Что это вы похитили корову у вдовы Милсуори?
— Совершенно верно, — соглашался обвиняемый.
—…ту самую, чей скелет, обглоданный волками, нашли неделю назад в лесу?
— Да-да.
—И гибель урожая пшеницы на полях мистера Биноси – тоже ваших рук дело?
— Разумеется.
— … и саранча здесь не при чем?
— Конечно.
— А так же вы признали себя виновным в убийстве казначея, господина Раунса?
— Да, я его убил.
— Выходит, вы? Не муж госпожи Фидли, в постели которой и был обнаружен труп уважаемого господина Раунса с семью ножевыми ранениями в грудь?
— Да, я его убил.
— Но удары наносил правша; вы, как нам известно, - левша…
— Ничего страшного.
Судья улыбнулся.
— И абсолютно никакой роли не играет тот факт, что вы не были знакомы с господином Раунсом, никогда не входили в дом госпожи Фидли, а в день убийства и вовсе отсутствовали в городе?
— Да, не играет, — кивнул Самый Глупый Человек в мире.
— Скажите, а вы случайно не участвовали в недавнем заговоре портив Императора?
— Участвовал.
Судья вздохнул, теряя терпение.
— Вот объясните на милость, почему вы берете на себя вину за эти преступления, когда и слепому ясно, что ни к одному из них вы не имеете отношения? Мы все прекрасно знаем: корову вдовы Милсуори зарезали волки, урожай мистера Биноси уничтожила саранча, а казначея убил мистер Фидли – знаменитый ревнивец, дебошир и склочник. Почему вы?
— О! Это очень просто! Лучше я десять секунд помучаюсь на плахе за те грехи, что не совершил, но признал; чем еще шестьдесят лет буду мучиться за те, что совершу и не признаю! Виновник всех ваших бед – я. Я это признаю и готов понести наказание.
— Ваше право… — Сказал судья, и суд объявили закрытым.
На следующий день Самому Глупому Человеку в мире отрубили голову. Так восторжествовало правосудие.

@темы: Творчество

---

— Слышал последнюю новость? — Спросил бонобо шимпанзе.
— Это про Дарвина что ли?
— Ну да.
— Слышал, — печально отвечал шимпанзе. — Эх, знал бы Господь в кого мы эволюционируем, не спешил бы нас создавать.
— Истину говоришь…
И обезьяны дружно перекрестились.

@темы: Мысли вслух

---

За свои считай двадцать лет жизни я заметил, что если долго и методично наступать на одни и те же грабли, рано или поздно им так наскучит бить вас по лбу, что они сами начнут уворачиваться.
Пожалуй, шутка.

---

Отважный Принц

Жил на свете Принц. Как и положено всякому уважающему себя принцу, этот Принц мечтал о славе и очень любил древние притчи и легенды, в которых говорилось о прекрасных принцессах, томящихся в башне колдуна, или в пещере лютого огнедышащего дракона; и о доблестных принцах отвагою и хитростью освобождающих принцесс из неволи, дабы связать воедино две судьбы – свою и принцессы – прочнейшими узами брака. «В один чудесный день мне обязательно повезет. — Думал Принц. — Я разыщу Принцессу, убью злого колдуна, или дракона, и мой подвиг тоже воспоют в легендах». Так оно несомненно и должно было случиться, ибо действительно настал чудесный день, когда до Принца дошел волнительный слух – где-то в глухой чаще Темного Леса, что тянулся сплошной черной полосой с севера на юг королевства, отделяя западную часть от восточной, стоит жуткая башня. Башня бесспорно волшебная, потому что только волшебник мог догадаться построить башню без дверей. Башня эта необычайно высока и лишена окон, если не считать одного совсем маленького оконца, расположенного под самой плоской крышей. А из этого оконца, клятвенно заверяли Принца свидетели чуда, свисает до земли коса – толстая, блестящая и явно человеческая, а вернее девичья. Ведь кто, как не девица, способен отрастить такую роскошную косу?
— Вот оно! Свершилось! — крикнул счастливый Принц, выслушав легенду до конца. — Жди меня, моя дорогая Принцесса! Я спешу тебе на выручку!
Затем Принц велел слугам начистить до блеска латы и меч и оседлать коня.
Радостный и довольный в предвкушении великого подвига Принц отправился в путь. Долго ли длилось странствие – история умалчивает. Истории вообще свойственно многое умалчивать, иначе она становится похожей на скучную историческую хронику. И вот однажды под вечер Принц добрался до заветной башни из серого камня, густо покрытого мхом, лишайником и змеистым плющом. Догорал закат, небо наливалось фиолетовым свинцом ночи. В отблесках заходящего солнца Принц увидел золотистую косу толщиной в два мужских запястья, спускавшуюся с окна до земли. Слухи оказались правдивы. В башне была заключена, вероятно, прекраснейшая из всех принцесс, когда-либо рождавшихся на свет.
— А моя суженая блондинка! — весело подметил Принц, с силой дергая за косу и таким образом проверяя, выдержит ли она его вес.
Коса держалась крепко и отрываться вместе с головой будущей жены определенно не собиралась. Тогда Принц подтянулся, поправил перевязь с мечом и начал «восхождение».
Долго ли длилось восхождение – история снова умалчивает… Ввалившись в комнату, запыхавшийся Принц с дрожащими от натуги руками и коленями, громко воскликнул:
— Я пришел, моя очаровательная Принцесса! И я спасу тебя из лап чудовища!
Однако в ответ Принц не услышал нежного женского голоска, как не узрел и прелестного девичьего личика. Принцессы в башне попросту не было. Зато в башне обнаружился гном. Самый настоящий гном в малиновом сюртуке с широким носом, кустистыми бровями и абсолютно лысым, блестящим черепом. Ему-то и принадлежала коса, а точнее борода: длиннющая-предлиннющая, опоясывавшая комнату, мебель, торчавшая из углов, тянувшаяся вдоль камина, от камина ползшая к окну, а из окна спадавшая до земли.
— Это еще кто такой? — удивленно буркнул гном, выпучивая налитые кровью глаза. — Откуда взялся? Зачем пришел?
— Прцсс, — невнятно пробормотал ошарашенный Принц.
— Принцесса? — переспросил гном, наморщив лоб. — Отроду не слыхал ни о каких принцессах…
— Как? — пискнул Принц. — Башня… лес… коса…!
— Брода! — гневно выпал гном. — Моя драгоценная борода! Моя гордость! Моя любимица!
— Борода… Значит, здесь нет принцесс?
— Нет, — согласился гном. — Это моя башня, и я в ней живу… Сколько я в ней живу? Триста лет!
— Триста лет!? Но почему? В сказках ясно говорится, что в башне посреди леса должна жить бедная принцесса, похищенная злым колдуном?! — не унимался Принц.
Гном усмехнулся.
— Больше верь сказкам! Это моя башня! Моя!
Принц тяжело вздохнул, пытаясь совладать с накатившим отчаянием.
— Как это тебя угораздило, господин гном, поселиться в башне? Мне всегда думалось, что гномы обитают в подземном царстве…
— Угу, конечно. Но, видишь ли, мы, гномы, не так сильно отличаемся от вас людей. Моего отца, короля гномов, природа щедро наградила – у него родились близнецы, — говорил словоохотливый бородач. — А трон-то на двоих не распилишь. Вот батюшке и пришлось отдать меня на воспитание своему троюродному брату-волшебнику (кажется, и в ваших королевствах такое бывает), построившему специально для меня эту башню. Тут я и живу в безвестности, зато сыто и спокойно… Хотя порою мне бывает так одиноко… Так грустно и не с кем поговорить. Дядюшка наведывается редко… А беседовать мне хочется часто. Слушай, парень! Может, погостишь у меня недельку-другую? Я обещаю тебя кормить и поить, а ты мне расскажешь, что делается в мире. Ну? Соглашайся!
Обескураженный, расстроенный, сбитый с толку Принц ничего не ответил. Он сидел, обхватив себя за плечи, и тихонечко постанывал. Кто ж знал, что на другом конце косы, спускающийся из окна зачарованной башни, не всегда скрывается прекрасная принцесса, иногда попадаются и бородатые гномы…

@темы: Творчество

---

"В первый понедельник февраля 1420 года конец света (вопреки чаяниям богословов, пророков, знахарей и прогоревших ростовщиков) так и не наступил…."
Одна половина человечества во главе с распространителями и скупщиками индульгенций горевала, вторая половина во главе с теми, кому скудность имущества не позволила скупать и продавать индульгенции ликовала…
Не наступил конец света ни в семнадцатом веке, ни в девятнадцатом, ни в начале двадцать первого…

— А хорошо мы пошутили, да? — сказал Бог.
— Воистину неплохо, — соглашался Сатана.
— Нет, ты только представь! Они более двух тысяч лет продолжают думать, будто избежали Судного Дня!
— Ты как всегда прав, друг мой! Хотя… Не совсем… Они действительно избежали Судного Дня… Но вот Судной Ночи им не избежать вовеки…
Бог усмехнулся.
— Да-да… Откуда им знать, что Судная Ночь отныне будет длиться вечно. Рай-то я закрыл… скажем, на бессрочный ремонт.
— … до скончания времен…
— До скончания времен!
— Аминь!
— Аминь!

@темы: Творчество

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Муза

Однажды двое художников затеяли спор. Каждый из них был необычайно талантлив, и, пожалуй, оба заслужили право считаться гениями; но так уж повелось испокон веков, что звание лучшего не разделить пополам. Можно быть гением, и не быть первым в своем ремесле. Не долго думая, художники решили устроить соревнование: проявив все возможное и невозможное мастерство, написать портрет музы. Чья муза окажется прелестнее – тот и победитель, тот и лучший. Придя к согласию, художники пожали друг другу руки и разошлись по домам.
Первого художника звали Ганс, второго – Йорн.
Возвратившись домой, Ганс почувствовал страшную усталость. Болела голова, кровь стучала в висках. Разведя огонь в маленьком камине, он упал в кресло и закрыл глаза. Ганс давно завидовал Йорну; и не потому, что был менее талантлив, а потому, что в отличие от собрата никогда не умел проигрывать с достоинством. Поражения Йорн принимал легко и с улыбкой; а Ганс еще несколько недель не мог восстановить силы и работать дальше. Солнце клонилось к закату, огонь в камине сухо потрескивал. Ганс не заметил, как погрузился в сон. Около полуночи художника разбудил женский голос. Нехотя он разлепил веки и увидел старуху. Высокая и гордая, облаченная в платье из белого бархата с тяжелой косой, спускавшейся ниже талии, она казалась королевой – мудрой и справедливой, чья красота с годами не увяла, а скорее обострилась. Все юные девушки прекрасны, но лишь редкая из них способна похвастаться дружбой с самим Временем. Величественная женщина в белом если и не дружила с ним, то явно была на «ты».
— Здравствуй, мой дорогой, — мягко проговорила Муза, а это была она. — Я знаю о вашем уговоре и пришла позировать тебе.
Ганс немедленно вскочил на ноги, сжал руку Музы и нежно поцеловал длинные бледные пальцы. Вместе они отправились в мастерскую, где до утра не гас свет.
Вечер за вечером муза являлась художнику. Ганс сутки на пролет не покидал мастерской, забывая про сон и пищу. Измученный он падал на пол и крепко засыпал, чтобы, пробудившись, снова взяться за кисть. Когда портрет был практически завершен, Гансом внезапно овладело любопытство. Что же все эти дни делал его соперник? На исходе седьмой недели, в предрассветный час, Ганс отважился на отчаянный шаг. Завернувшись в темный плащ, захватив сальную свечу, он отправился к дому Йорна. Жили они по соседству. В небе мутно сияла ущербная луна, и Ганс незамеченным подкрался к жилищу Йорна. В окне мастерской горел свет. Надвинув на лицо капюшон, художник подтянулся и, прикрывая свечу ладонью, заглянул в окно. Йорн в испачканном краской сюртуке ворошил кочергой тлеющие в камине угл; за спиной его на выском деревянном мольберте, Ганс рассмотрел портрет. Искуснейшее, из когда-либо виденных им творений. Портрет изображал девушку столь чуткой, невообразимой красоты, что сердце Ганса немедленно сжалось, а краска стыда и зависти пунцом залила щеки. Зеленоглазая дева с волосами цвета бронзы лукаво улыбалась, словно предрекая Гансу неменуемое поражение. Художник едва сумел сдержать крик ужаса. Не помня себя от разочарования, Ганс вернулся домой. Сломленный и несчастный, он в ярости он сжег плод своего многодневного труда: лицо старой музы почернело – огонь быстро поглотил промасленный холст; и поклялся во что бы то ни стало одержать победу….

Минуло недели две или три, и на сей раз Йорн постучался в двери дома Ганса. В руках он держал картину, скрытую от дождя и ветра (на дворе была осень) плотной тканью. Ганс впустил гостя в дом и без лишних слов провел в мастерскую, где находился портрет музы.
— Господи! — воскликнул Йорн. — Великолепно! Великолепно!
Ганс самодовольно улыбнулся. На его полотне была изображена черноволосая красавица с лицом греческой богини, не имевшая ни малейшего сходства с седой музой.
— Ты победил! Ты победил! Я преклоняюсь пред твоим мастерством и завтра ухожу в сапожники. Зная, что рядом есть такой непревзойденный творец, мне нечего и пытаться рисовать, — восхищенно и печально говорил Йорн.
— Не льсти мне, — сказал Ганс, вспоминая работу Йорна. — Я уверен в твоем таланте..
— Брось! Куда мне! Я проиграл и ухожу…
— Стой! — крикнул Ганс. — Ты так и уйдешь, не показав мне своего «шедевра»?
— Хм, можно конечно, — грустно отвечал второй художник. — Только ты будешь смеяться… Я по сравнению с тобой жалкий неумеха…
— Погоди, давай все-таки взглянем…
— Ну, давай…
Йорн развернул картину, а Ганс побледнел. Куда же подевалась зеленоглазая красавица? Вместо знакомой девушки, Ганс увидел пышнотелую даму средних лет в накрахмаленном чепце и с красными бусами, обвитыми вокруг толстой шеи.
— Кто это? — удивился Ганс.
— Моя муза… Сколько я себя помню, она всегда являлась ко мне в образе пухлой торговки с громким смехом… Я люблю ее, но признаю, что ни мне, ни ей не тягаться с тобой и твоей гречанкой… Ганс, ты в порядке?
— Да-да, — шепнул Ганс, в горле пересохло. — Я не смею тебя задерживать… Хотя нет! Ответь мне на один вопрос…
— Слушаю…
— Ты в последние дни не писал других портретов?
— Что? А какая разница? Впрочем, да. Я писал портрет невесты, но какое это имеет отношение к нашему спору?
— Нет, никакого… Не смею тебя задерживать.
— Хорошо, до встречи…
И Йорн ушел.
А Ганс остался в одиночестве. В одиночестве навсегда. Потому что гордая муза с тяжелой косой и мудрым взглядом льдисто-голубых глаз не простила предательства и покинула неблагодарного подопечного…
Что касается Йорна – он не отчаялся и ремесло не бросил. Вскоре Йорн прославился на весь мир, ведь ему помогали сразу две музы… Или три, если считать жену…

@темы: Творчество

---

Один хитрый малый дерзнул приватизировать ложь. Закрепил за собой право единоличного пользования этой удивительной «собственностью» и был таков. А люди по всему миру испугались попасть в тюрьму (ведь кража – преступление!) и дружно прекратили лгать.
Тюрьмы с тех пор, надо отметить, стали пустовать.
Когда же второй хитрец решится приватизировать лицемерие, третий – зависть, четвертый – ненависть, пятый – злобу: тюрьмы и вовсе придется переоборудовать. Например, под театры. Или библиотеки… Вот только будет ли кому их посещать?...

@темы: Творчество

---

Любовь зла...

Когда Принцесса влюбилась в Козла, весь двор пришел в ужас. «Как можно! — восклицали придворные дамы. — Наша нежная девочка и… козел!» Козел этот был хоть и козлом (как положено, при рогах и копытах), но козлом очень умным. Он умел смешно пританцовывать под звуки бубна и считать до десяти, от души веселя толпу, непременно собиравшуюся на ярмарочной площади; куда Хозяин время от времени приводил своего ненаглядного кормильца и показывал за деньги. На одно из таких выступлений довелось попасть Принцессе. Принцесса была так поражена умом и красотой этого странного зверя, что немедленно влюбилась. А ничего не подозревающий Козел продолжал громко блеять под аплодисменты зевак, отвечая на вопрос Хозяина «сколько будет два плюс два».
Вернувшись во дворец, окрыленная любовью Принцесса, первым делом поспешила обрадовать отца – единственного близкого и родного человека в целом свете. Козел в ту пору еще не стал ей родным; впрочем, был уже близким, пускай и не человеком. Какая разница – любовь зла… Поведав отцу о нагрянувшем счастье, Принцесса замерла в ожидании ответа. Но Старый Король, отнюдь не разделявший восторга дочери, схватился за голову. «Как можно! — подумал он. — Моя нежная девочка и… козел!» И поразмыслив с полчасика, высказал свое твердое нет. Принцесса никогда не выйдет замуж за козла.
— Не выйдет? — Крикнула Принцесса, покраснев. — Ну, посмотрим!
Не скрывая рыданий, юная Принцесса выбежала из зала, заперлась в комнате и пообещала уморить себя голодом и жаждой, если отец не переменит решения и не позволит единственной дочери сочетаться законным браком с возлюбленным. Говоря по правде, Король был слабоват характером. Страдания Принцессы доставляли ему такую невыносимую муку и душевную боль, что долго терпеть он не мог. К вечеру, плюнув на этикеты, заветы, традиции и речи советников, умолявших проявить силу духа и не позволить взбалмошной принцессе опозорить честь рода, согласился.
— Будь по-твоему, дочь моя, — сказал Король, скрепя сердце. — Хочешь в мужья козла – пожалуйста. Я не стану тебе мешать.
«Во всяком случае козла всегда можно отравить, — мысленно добавил он. — А дочку выдать замуж повторно… Желательно за принца благородных кровей, а, к примеру, не за енота, или крота…»
Получив одобрение, Принцесса тут же выскочила из комнаты, бросилась в объятья отца и едва не задушила старика поцелуями.
На следующее утро, будущий принц был доставлен во дворец в сопровождении двух гвардейцев. Один из них тянул за веревку, которой в несколько рядов была обвита шея жениха; а другой гвардеец подталкивал Козла в зад. Козел отчаянно сопротивлялся, мотал головой, норовя кого-нибудь проткнуть витыми рогами и вопил некозлиным голосом. Видимо, женитьба на титулованной особе его совсем не прельщала. После обеда счастливая пара обвенчалась в церкви. Так Козел стал принцем и законным наследником трона.
Больше полугода длился удивительный брак. Не способный пережить позора, Король чах на глазах. Принцесса же дни напролет проводила в обществе мужа. Она била кулачком в большой бубен, а козел по привычке плясал и считал до десяти.
Но, как это обязательно бывает в сказках, однажды над благополучным королевством нависла страшная угроза. Соседний Король, человек гордый и рассудительный, объявил Старому Королю войну и потребовал, дабы не проливать безвинной крови, честного поединка.
— Сразись со мной, Старый Король, один на один, как подобает мужчине! — говорил Соседний Король. — Я не хочу гибели простого народа! Я мудр и предлагаю честную сделку. Победитель получит земли проигравшего, а проигравший – посмертную славу!
Услышав эти леденящие кровь слова, Старый Король испугался. Он был хвор, его рука давно разучилась держать меч, а колени так тряслись, что усидеть в седле и вовсе казалось невозможным. И вдруг его посетила гениальная мысль… А не послать в бой козла? «Была не была, — вздохнул он. — Выпущу-ка я козла. Рогатый, конечно, погибнет. Но тем лучше для меня и моей дочери… Победителя же всегда можно отравить».
— Я стар и немощен! — Кричал в ответ Старый Король. — Но у меня есть молодой наследник. Не согласишься ли ты сразиться с ним, ибо я боюсь умереть от старости прежде, чем твой клинок пронзит мое сердце?!
— Пожалуй, — сказал Соседний Король. — Это справедливо. Я согласен!
Через несколько минут городские ворота открылись, и на поле боя появился на сей раз в сопровождении четырех гвардейцев, двух герольдов и советника Козел, облаченный в укороченную лошадиную попону с гербами королевского дома. Козел жалостно блеял. Биться не на жизнь, а на смерть он явно не хотел.
— Кто это? — багровея от ярости, проговорил Соседний Король.
— Это наш благородный Принц – Козел… А это грамота, удостоверяющая его личность, — сказал советник, протягивая попеременно то бледневшему, то красневшему Королю свиток, скрепленный королевской печатью и перевязанный красной ленточкой.
Король принял грамоту, сломал печать и громко охнул.
— Так вы не шутите? — Изумился он. — Эта скотина действительно ваш будущий Король?
— О да, Владыка! Господин Козел – наш будущий справедливый властитель!
Соседний Король косо глянул на советника, кашлянул в кулак и сквозь смех произнес:
— Коли этак! — Вещал он. — Я забираю свои слова обратно, а вместе с ними и мое войско. Живите, как вам заблагорассудится, дорогие соседи! Если ваш король – козел, то каким же должен быть народ, чтящий его? Мне не нужны такие подданные!
И, собрав войска, Соседний Король убрался восвояси.
Вот так вот злая любовь сослужила добрую службу целому королевству. А счастливый Старый Король подумал-подумал и пришел к выводу, что травить Козла пока рано. Мало ли на что он сгодится? В будущем…

@темы: Творчество

---

Ворон

Сказка была написана на заказ, на определенную тему.


В давние времена, когда леса были гуще, горы ниже, а реки глубже; жил на свете Ворон. Этот Ворон мало походил на его нынешних собратьев, что обитают в городских парках и, оглашая округу хриплым карканьем, дерутся за корку плесневого хлеба с неугомонными сороками. Нет, Ворон был существом гордым, мудрым и безжалостным. День за днем кружил он над полями сражений, собирая души павших воинов, а иногда и тех, в чьих жилах не успела еще остыть кровь. «Никто не вечен, - думал Ворон. – Тогда какая разница, заберу я его сегодня или завтра?» С этими мыслями, Ворон вырывал острыми когтями душу из груди очередного несчастного, и уносил в Заоблачные Выси к чертогам Богов, где вершился суд над грешниками и праведниками. За верную службу Боги даровали Ворону бессмертие, дабы и впредь мог он верой и правдой исполнять свой священный долг Вестника Смерти и Сборщика Душ. Так и жил Ворон тысячи лет. За долгие годы сердце его успело затвердеть, точно гранит, и обратилось в маленький камушек, который ничто, казалось, не способно заставить биться чаще. Многое повидал Ворон, многое испробовал. Но, в конце концов, все радости мира опостылели ему. Ворон стал равнодушен к веселому смеху и горькому плачу. «Жизнь скучна, - говорил он. – И, пожалуй, я делаю людям великое одолжение, унося их прочь с этой скорбной и серой земли». Он забыл, что значит быть живым и наслаждаться каждым новым рассветом, каждым осенним листком, каждой весенней почкой и каждой улыбкой, подаренной тебе случайным прохожим. Ворон не был жесток, не ведал ярости. Он и не заметил, как превратился в творение более страшное, чем самый последний убийца, который, не смотря на свои злодеяния, продолжает любить мать, или хотя бы верного пса.
Пролетали века. Ворон пожинал кровавые плоды человеческой ненависти и скучал. Однако ничто не вечно. Тут Ворон оказался прав.
На дворе была поздняя весна. Деревья уже покрылись шелковистой нежно изумрудной листвой, воздух наполнился ароматами душистых трав и цветов. Человек же взялся за оружие. Трое суток свирепствовала битва, лязг мечей смешивался с отчаянными воплями умирающих, а роса – с горячей кровью. На четвертые сутки сражение стихло, и Ворон расправил крылья. Он покинул надежное убежище, спрятанное в кроне могучего дуба, и готов был схватить первую жертву, когда заметил, что его опередили. Внезапно на поляне появилась хрупкая девушка с белоснежными волосами и грубой сумкой, перекинутой через плечо. Ворон удивленно замер на месте. Красота этого создания вовсе не поразила его. Поразило другое – девушка в легком платье из неокрашенного льна, склонилась над глухо стонавшим воином и, роняя слезы и молитвы, принялась залечивать жуткие раны, перевязывая их тонкими полосками ткани, вымоченными в отваре лечебных трав. Не ведая усталости она продолжала обхаживать раненых, возвращая к жизни искалеченные тела и сломленные души. Впервые за столетия Ворон почувствовал укол в груди. Обворожительная Травница заинтересовала его. В тот день он собрал как никогда мало душ. И поклялся себе, что следующая отнятая им душа будет принадлежать той, что посмела бросит вызов Богам, спасая обреченных. Закончив работу, девушка смахнула слезы, и убежала в лес. Ворон решил проследить…
Глубокой ночью, вернувшись в убежище, Ворон несколько часов потратил на размышления. Травница жила в одинокой хижине, скрытой от посторонних глаз чащей леса. Дом ее пропах притираниями и мазями, был мал, но отличался чистотой и уютом. Он так и не понял, кем была незнакомка, согласившаяся посвятить собственную жизнь спасению чужих. «Завтра, - сказал он себе. – Я снова прослежу за ней…»
Шли месяцы. Травница неизменно появлялась на полях сражений, молитвами и мастерством знахарки, отвращая гибель воинов; а тень Ворона, кружившего высоко в небесах, сопровождала ее шаги. Ворон не понимал, почему медлит, почему не вонзит смертоносные когти в девичье сердце здесь и сейчас. Не понимал, отчего становится жарко при виде этих таинственных голубых глаз, наполненных мудростью и сочувствием. Не понимал, что отныне единственным развлечением… нет… отрадой в скучном мире для него стала эта глупая человеческая дочь, видимо, забывшая, что противиться смерти бесполезно. Ужасы войны, вид обрубленных конечностей, фонтанирующих кровью, изуродованные клинком и жаждой убийства лица не пугали ее.
Вечерами травница бродила по лесу, смеялась и пела песни, пускай никто, кроме деревьев не мог ее слышать. «Девчонка безумна! – восклицал Ворон. — Иначе бы ее дух давно превратился бы в пепел! Она видит боль, гнев, смерть! Но продолжает радоваться! Только безумцы всегда счастливы… Неужели я позволю ей и дальше насмехаться надо мной! Не бывать тому!»
И Ворон решил в последний раз испытать волю Травницы перед тем, как отправить ее к престолу Богов.
Однажды он спустился на землю под конец битвы, принял облик прекрасного юноши, закованного в богатый черный доспех, дождался, пока смертные разойдутся, и пронзил себя кинжалом. Ворон помнил о бессмертии и не сомневался, что никакие раны не причинят ему вреда. Он упал. Кровь бурным потоком хлынула на траву. Ворон стиснул зубы. Лицо его побелело, глаза закрылись.
— А вот и ты! — раздался по близости чарующий голос.
Ворон размежил веки. Перед ним, опустившись на колени, стояла Травница с мотком бинтов в руках. Глаза ее сияли, на щеках рдел легкий румянец.
— Ты узнала меня? — удивленно спросил Ворон. — Но, скажи, как!
— О Собиратель Душ! — чуть улыбаясь, отвечала Травница. — Ты думал, я не замечаю, как ты тенью следуешь за мной? Может, я и наивна, но не слепа. Ты Вестник Смерти, враг человечества, жестокий и бессердечный. И теперь ты охотишься за мной… Впрочем, сегодня ты ранен, и я обязана помочь тебе…
— Нет! — крикнул Ворон. На минуту ему почудилось, будто сердце в груди забилось быстрее. — Ты не будешь помогать мне. Если твои пальцы коснуться меня, я тебя покараю…
— Что ж… так и быть. Моя жизнь не принадлежит мне. На все воля Богов и коли настало время, я отправлюсь вслед за тобой… лишь позволь тебе помочь. Я не боюсь смерти…
— Раз ты не боишься умереть, быть может, смерть близких заставит тебя говорить иначе? — ухмыльнулся Ворон.
— У меня нет никакого ближе этой рощи, птиц и зверей, населяющих ее. Но если бы и были, то их смерть не остановила бы меня…
— Почему? Или ты твое сердце черствее даже моего?!
— О Бессмертный! Неужели вечность так ничему тебя и не научила?— Печально произнесла Травница. — Тебе под силу уничтожить сотни людей, тысячи! Ты погубишь их тела… Надежда же останется жить! Доколе в мире существует один человек, он будет верить в лучшее. Будет любить и жаждать любви. Ты можешь отнять жизнь, но не надежду. Именно она позволяет человечеству снова и снова подниматься из пепла. Согревает сердца и наполняет умы. Мы живем надеждой и умираем с надеждой. Этого тебе не изменить. А сейчас я должна омыть твои раны…
— Нет, — прошептал Ворон.
Сердце его опалила резкая боль. Вдруг он осознал, что девушка права. Тысячи лет он похищал жизни, тысячи лет ломал судьбы, в тайне надеясь, что когда-нибудь наступит миг и на земле не останется человека, готового взять в руки плуг, или меч – неважно… Тысячи лет и тысячи раз он ошибался. Вот чего он был лишен. Боги даровали ему бессмертие, а взамен украли надежду. А эта девчонка… глупая девчонка… верила. «Боги! – взмолился Ворон. – Заберите свой дар! Заберите! Я хочу любить и быть любимым…»
— Ты молчишь, Бессмертный? Ты не веришь моим словам?
Ворон улыбнулся, как не улыбался веками.
— Верю, — Ответил он. — Верю… поэтому ты будешь жить… А я уйду.
— Я тебя не понимаю, — изумилась прекрасная Травница.
— Зато я все понял. Ты права. Все вы правы, а я ошибался. Так позволь мне искупить вину. Возьми мое бессмертие… Надежда должна жить вечно…
— Нет! — Слезы заискрились на ресницах прекрасной Травницы. — Нет!
— Да. На смену мне Боги пришлют другого ворона, а надежда одна. Будь ее воплощением! Воплощением всего хорошего и светлого, что есть в мире. Дари людям счастье и покой. Дари веру в лучшее, дари любовь и прощай…
Произнеся эту речь Ворон сжал руку девушки и поднес к посиневшим губам. Поцелуй Ворона обжег пальцы. Травница разрыдалась и через мгновение обернулась белоснежной голубкой. А тело Ворона исчезло…

Минули столетья. На месте, где погиб Сборщик Душ, из земли забил ключ. Поговаривают, будто его целительные воды соединяют влюбленные сердца, исцеляют тело и дух. А поздней весной, возле ключа можно увидеть белоснежную голубку с печальным взором удивительно голубых глаз…

@темы: Творчество

---

Глухой Скульптор

Скульптор был глух. В раннем детстве тяжелая болезнь лишила его радости слышать и быть услышанным. Скульптор не отчаялся. «Все что не делается – к лучшему» - решил он и с головой погрузился в творчество. Вскоре слава о Глухом Скульпторе разнеслась по округе. Мраморные нимфы резвились в садах знатных господ, алебастровые богини томно взирали на прохладные воды имплювия, расположившись в центре расписного атриума, словно почетные гости на пирах. Каждый, кому посчастливилось хотя бы мельком взглянуть на чудесные статуи, не мог сдержать слез восхищения, ибо мастер умел сочетать в своих работах, казалось, несочетаемое – мертвую статичность камня и грациозную легкость танца. Сам же Скульптор виновато улыбался и разводил руками, когда очередной заказчик, не скупясь на золото и похвалы, начинал превозносить его несравненный талант. Тщеславие Глухому Скульптору было неведомо.
А однажды в двери мастера постучался жрец Аполлона и, обещая щедрую плату, попросил увековечить в камне образ Солнечного Бога. Скульптор немедленно согласился.
Удовлетворенный жрец кивнул, подал ваятелю тугой кошель, набитый монетами, и убрался восвояси, бесконечно довольный сделкой. Больше года трудился непокладая рук Глухой Скульптор, пока глыба паросского мрамора не приобрела черты сильного и изящного юноши дивной красоты. Закончив работу, Скульптор отложил в сторону резец и прикрыл глаза; обессиленный и счастливый он, наконец, позволил себе отдохнуть. Но стоило смежить веки, как чьи-то крепкие пальцы сжали его плечо. Скульптор вздрогнул.
— Не бойся, — сказал гость, и голос его зазвенел в ушах Глухого Скульптора. Губы пришельца оставались неподвижны. — Я тот, чей лик ты высек в камне – и покорил мое сердце. Скажи, не похитил ли ты одну из прекрасных муз и не держишь ли ее силой в неволе? Никогда еще смертный не был столь искусен! Твое умение поистине достойно божественной награды! Проси, и я дам тебе все, что пожелаешь…
— О Лучезарный! — молча произнес изумленный Скульптор. — Я доволен жизнью, мне ничего не нужно. За свои работы я получаю достойную плату, а искусство делает меня счастливейшим из людей.
— Я слышу искренность в твоих речах, — улыбнулся Бог, — И печаль… Ты глух, Творец. Душа твоя не знает музыки и песен, она закрыта для поэм и девичьего смеха… Я могу помочь ей. Могу впустить соловьиные трели и журчанье лесного ручейка в твой мир. Ответь, желаешь ли ты этого?
Скульптор внезапно сильно побледнел.
— О Кифарет! Молю, оставь все, как есть! Я глух… такова моя доля.
— Почему? — удивился Аполлон. — Почему ты отвергаешь мои дары? Или считаешь, награда чересчур мала?
— Нет, Всемогущий, награда действительно божественна. Однако я в ней не нуждаюсь. Я привык к тишине, она стала моей верной спутницей и подругой. А разве можно предавать старых друзей? — вдохновенно говорил Скульптор. — Тишина учит находить красоту в пустоте и несовершенстве. Наблюдая за бранящимися супругами, что я вижу? Пару, разочарованную друг в друге, сломленную трудом, изменами, нищетой или чрезмерным богатством? Отнюдь. Я вижу двоих влюбленных, танцующих сложный танец, где взмахи рук, движения плеч, поворот голов – все преисполнено истинной красотой и невероятной силой духа, живущего в гармонии с телом. А если я услышу брань, слетающую с уст златокудрой красавицы; или страшные проклятия в словах юного художника – смогу ли я передать холодному граниту каплю их чистоты, безгрешной молодости и любви? Нет! Мне необходима тишина. Только тишина позволяет в перекошенном от ярости лице гладиатора рассмотреть некогда веселого и беззаботного мальчика, а в глазах рыдающей вдовы – счастливую невесту.
Красота весеннего цветка живет не в наших глазах, а музыка чужого сердца – не в ушах.
Скульптор замолчал, а Солнечный Бог задумался.
— Будь по-твоему, — наконец согласился он. — Я оставлю тебя наедине с Тишиной. Но подумай, быть может, у тебя есть тайное желание, которое я сумел бы исполнить? Я не в силах проявить неблагодарность и оставить тебя с пустыми руками!
— Ты прав, Великий, у меня есть одно желание…
— Говори!
— Я желаю, чтобы до скончания времен по утрам восходило солнце, а ночами светила луна… Это все, Лучезарный.
Аполлон рассмеялся…
— Ты мудр, Скульптор! И честен… А теперь прощай и не беспокойся, твоя воля будет исполнена…
Следующим утром по обыкновению взошло солнце. Скульптор пробудился ото сна, вышел в небольшой садик и долго любовался золотым сиянием нарождающегося дня. Мир по-прежнему был прекрасен. После обеда вернулся жрец, осмотрел статую и остался доволен. Он вручил Скульптору вторую часть платы и сказал, что через несколько дней скульптура перекочует в храм, где ей самое место. Мастер привычно кивал. Тишина была рядом, а вместе с ней и вся прелесть этого несовершенного мира.

@темы: Творчество

---

У филологов и дантистов есть одна важная общая черта – оба предлагают наркоз за отдельную плату.

@темы: Мысли вслух

---

При дефиците зрелищ, человек вынужден любоваться хлебом. Печально ли это?

@темы: Мысли вслух

---

Письмо

Фома Себастьянович, бухгалтер сорока двух лет, очень любил писать письма. Бывало на ночь запрется в кабинете и сидит там до самого утра – пишет. Жена на странности мужа давно перестала обращать внимание. Если раньше думала, авось, с годами пройдет, то потом смекнула – не пройдет. А раз дело плохо – зачем лезть? Мешать человеку? Главное, чтобы зарплату в дом приносил. Вовремя. Фома Себастьянович в свою очередь деньги получал исправно. Часть уходила на повседневные нужды, часть откладывалась. На отпуск в Сочи, на походы в дорогие рестораны, на шляпки и модные платья для жены. Так и жил Фома Себастьянович. Днем сводил дебет с кредитом, вечерами строчил письма Богу, где вдохновенно поносил тяжелую судьбину среднестатистического бухгалтера с низкой зарплатой, глупыми детьми и строительным краном в соседнем дворе.
«Господи! – жаловался Фома Себастьянович. – Чем я хуже других? Помоги мне, Господи, избавь от невзгод, ибо невмоготу мне стало ныне жить. Даруй мне счастье и спокойствие, дабы сумел я со смертного одра перенестись в рай, к подножию трона Твоего радостным и довольным».
Поставив точку, Фома Себастьянович с чувством исполненного долга выкуривал папиросу, по обыкновению запечатывал конверт и шел спать. Письма Фома Себастьянович хранил в верхнем ящике стола. Не отправлял, справедливо полагая, что Господь Бог слишком серьезен и доверять работникам почты по определению не должен. Да и адрес Бога, честно признаться, Фома Себастьянович не знал.
Но однажды сынишка Фомы Себастьяновича – Фома Фомич, мальчик умный, упитанный, хотя и шаловливый, - пробрался в кабинет отца и, хихикая, забрал все письма, до единого. Вывел красным карандашом в графе «кому» слово «Богу», в графе «куда» - «Небеса», и отнес в ближайшее отделение Главпочтамта, гордясь удачной шуткой.

Через три дня Марфа Семеновна, почтальон с тридцатилетним стажем, как всегда обходила свой район. На плече висела туго набитая печатной продукцией сумка, щеки румянил декабрьский мороз. Марфа Семеновна была немолода. Коллеги ненавязчиво советовали ей выйти на заслуженный отдых, обещали помогать деньгами, если жизнь вдруг сделается совсем невыносимой. Пенсии сегодня мизерные. Марфа Семеновна от смущения краснела, тихонько всхлипывала, но на уговоры не поддавалась. Привыкла с невзгодами бороться самостоятельно. На судьбу не жаловалась, и писем никогда не писала. Даже Богу.
…С трудом отворив тяжелую деревянную дверь, Марфа Семеновна зашла в подъезд дома Фомы Себастьяновича, вынула из сумки последнее письмо и долго вертела в руках. Затем пожала плечами и опустила в почтовый ящик.
До закрытия продуктовых магазинов оставались считанные часы, успеть бы за хлебом... Марфа Семеновна поправила лямку и зашагала по обледенелому тротуару.

Вернувшись с работы, Фома Себастьянович перво-наперво заглянул в почтовый ящик. Не потому, что ждал от кого-то весточки, а потому, что такова была традиция. Четвертые сутки Фома Себастьянович находился в скверном расположении духа и писал Богу чаще. Ругал дурака-сына и начальника-лентяя.
Заметив белый конверт, Фома Себастьянович искренне удивился. Сглотнул. Нащупав дрожащими пальцами в кармане пальто маленький ключик, он несколько минут не решался поднести его к замку. Сердце в груди неприятно сжалось. Такое с ним происходило редко – исключительно в дни ревизии.
Достав наконец письмо, Фома Себастьянович ахнул. Обратный адрес был не указан.
— Куда катится мир! — нервно воскликнул он и разорвал конверт
На ладонь упал маленький листок пожелтелой бумаги, на котором ровным, красивым почерком было написано всего шесть слов:
«Только почтальоны попадают в рай.
Бог»
Фома Себастьянович вздрогнул.
— Не верю! — сдавленно пробормотал он. — Не верю…
А листок внезапно почернел и рассыпался пеплом.

@темы: Творчество

---

— Так то был настоящий ангел?
— Настоящий.
— С крыльями?
— С крыльями. Большими, белыми. Он сперва ими весь город перепугал. А потом народ привык. Ангел, понимаешь ли, был добрый, светлый. Помогал людям, исцелял недуги. Постоянно улыбался, пел песни. Мы его, честно сказать, любили, хотя чуть-чуть и побаивались. Где это видано, чтобы одним… постой… как это называется? Ага… «возложением рук» лечили менингит, ветрянку, горячку, подагру, рак? Вот и я говорю – нигде. А он лечил. Хороший был малый. Правда наивен до чертиков, сущий ребенок. Это его и сгубило…
— Сгубило? Что ж с ним стало?
— Да в тюрьму бедолагу упрятали. За…э…«медицинскую практику без лицензии»…
— Вон оно как! Хм, понятно. Ну, выпьем?
— Выпьем!

@темы: Творчество

---

Жизнь благородна. Она предоставляет выбор: читать поэмы среди дураков, или кричать ослом среди мудрецов.

@темы: Мысли вслух

---

Единственное, чему под силу вывести меня из равновесия – это хорошее произведение, после прочтения которого начинаешь чувствовать себя мазохистом, задаваясь мучительно болезненным вопросом «почему не я?».

@темы: Мысли вслух

---

Легко убедиться в верности чужих суждений. Куда сложнее поверить в собственную правоту… Противоречить себе так же естественно, как и менять рубашки. Убеждения подобно материи с годами изнашиваются. Но если рубашку можно заштопать суровой нитью, или поставить заплату, то с сознанием этот «фокус» не срабатывает. Заплата никогда не срастается с краями, она всего лишь прикрывает дыру. Когда убеждения начинают трещать по швам – не стоит сразу хвататься за иглу. Может, наступила пора избавиться от старого хлама? И осторожнее с выбором портного. Задумайтесь сперва, вдруг в вас самих гибнет превосходный швец?

@темы: Мысли вслух

---

— Слушай, ну как жена-то, царевична?
— А что жена? Ну, царевична.
— Да не, я-то знаю, что царевична. Интересно, какая жена... Хороша?
— Как девка хороша. Что говорить, сам, поди, видел. Не видел, так посмотришь. Но жена… В избе не приберется, суп не сварит, пирогов не напечет, к корове и вовсе близко не подходит. Все приходится мне делать. Она только сложит на коленях белые рученьки: песни поет да про заморских принцев бает. Хоть бы раз щей состряпала! Был бы я поплоше, давно бы с голоду помер. Иной раз думаешь – на кой спасал?
— Хех, а полцарства? Не понимаю я тебя. Давал царь тебе за дочку полцарства – чего отказался-то?
— Чего отказался? А посмотрел я, какая из царевичны жена получилась, и подумал, какой из кузнеца выйдет царь…

@темы: Творчество